ОЛЕГ МАКСИМОВ
(1938-1971)
«ОЛЕГ МАКСИМОВ.
МАРШРУТАМИ К ДАЛЁКИМ ГОРИЗОНТАМ»

 

 

Будущая профессия категорически противопоказана, вести спокойный размеренный образ жизни, строго соблюдать предписания врачей — в противном случае невозможно гарантировать жизнь более, чем на два-три года. Так звучал приговор медиков студенту, только что перешедшему на третий курс геолого-географического факультета Томского университета, Олегу Максимову. Бедой обернулась вроде бы заурядная простуда, случившаяся ещё на первом курсе во время традиционного в то время осеннего вояжа студентов в деревню — на помощь в уборке картошки: нефрит в серьёзнейшей форме. В 20 лет трудно, конечно, отнестись к вердикту врачей стопроцентно серьёзно (припугивают наверняка!) и поэтому юморить в письме товарищу: «эскулапы сулят довольно быстрый загибон».

Но размышления о дальнейших планах были совсем нелёгкими.

Расставание с университетом не очень расстраивало. О пере­воде на какой-нибудь филфак или юрфак не могло быть и речи: с детства мечтал только о путешествиях, перемене мест и впечатлени­ях в процессе этих перемен. Даже во время учёбы на геологическом факультете по отношению к каждодневному однообразному быту в студенческой аудитории у него быстро начал ощущаться холодок. Холодок этот креп по мере того, как росло увлечение фотографи­ей, возникшее ещё в школе. И опубликованный снимок в универси­тетской многотиражке, где он быстро стал фотокорреспондентом, радовал больше, чем удача на семинаре или коллоквиуме, а диплом областного фестиваля за серию фотографий Алтая явно перевеши­вал удовлетворение от удачно сданной сессии. Когда же в универ­ситетском НИИ обнаружился сотрудник, вернувшийся с войны с трофейной узкоплёночной кинокамерой, и на основе этой находки удалось создать самодеятельную студию, то хлопоты со съёмками и всем, что с ними связано, не просто поравнялись с учёбой, но и под­винули её на второе место. Последний же смотр студенческой са­модеятельности принёс шумный успех. При создании «Весеннего этюда» пошли на смелый для себя эксперимент: обычно к уже сня­тому и смонтированному материалу подбиралась и подгонялась му­зыка, тут же популярная песня «День сегодня золотисто-голубой» была выбрана с самого начала, и съёмки велись под неё. Произошло полное совпадение изображения и музыки, и эффект от такой синх­ронности, редкой в самодеятельности, был очень впечатляющим.

 

Член жюри смотра Виктор Шварцкопф (с юности мечтавший о ВГИК(е), но оказавшийся с началом войны вместо института кине­матографии в Томске, куда был сослан вместе с семьёй, работавший киномехаником и ставший на открытой в 1955 году телестудии пер­вым её кинооператором) отметил работу студентов, а познакомив­шись с ними, пообещал Олегу в случае, если он пожелает всерьёз заняться кино, содействовать в получении работы на студии. На­помнить об этом обещании оказалось самое время.

Оставалось, правда, ещё и объяснение с мамой. Надежде Ми­хайловне после того, как мужа репрессировали, пришлось одной воспитывать Олега. Несколько раз менять места жительства и оста­новиться на Томске: ближе к Казахстану, где отбывал срок муж и где ему разрешили бы поселиться после выхода на свободу (Томск уже не один век был и местом ссылки, и местом проживания отбывших наказание, не имевших права вернуться на родину). Но веским было ещё и соображение, что в городе есть старинный университет, где Олег мог бы получить хорошее образование. Разрыв с университе­том, конечно, станет ударом для матери. Но есть для неё и контрар­гумент: Георгий Владимирович вышел на свободу больным челове­ком, и Надежде Михайловне трудно одной содержать двух мужиков, а заработок Олега облегчит существование семьи. Получение же высшего образования маме можно твёрдо пообещать — есть ведь и заочное обучение.

Самоотверженная, любящая сына мать всё поняла и приняла — долгих разговоров вести не пришлось. Так осенью 1958 года в Томском университете стало на одного студента меньше, а в кино­группе местного телевидения появился новый сотрудник. Начинать пришлось, как обычно в кино человеку без профессии, с должности осветителя. Но в осветителях пробыл пару месяцев и перешёл в ас­систенты к оператору Шварцкопфу. Ещё через пару месяцев «пат­рон» благословил Олега в самостоятельное плавание.

Вхождение Олега в операторскую профессию совпало с нача­лом в Томске «романа» телевидения с кинематографом. Местная телестудия пытается перейти только от хроники к освоению худо­жественных киножанров: снимаются игровые короткометражки, сюжетные фильмы-концерты, концертные номера. Обычно начина­ющие кинематографисты прежде всего «западают» именно на такие съёмки. К тому же Олегу легче было бы блюсти строгие предписания медиков в условиях тёплого кинопавильона и городского комфорта.

 

Где подобные съёмки чаще всего и ведутся. Но он остаётся к ним совершенно равнодушным. Его притягивает документалистика, и лучше — в местах неблизких, о которых он пока только слышал. С первых же дней он энтузиаст дальних командировок. Пока только по своей, Томской области. Правда, области немалой — вытянув­шейся на тысячу километров к северу вдоль Оби и богатой на места глухие, мало хоженые. Он с удовольствием снимает обских рыбаков и речников, таёжных лесорубов и охотников, изыскателей и развед­чиков недр.

Довольно скоро заявки редакций на съёмки стали всё чаще со­провождаться устной или письменной просьбой: хорошо бы иметь в операторах Максимова. Помимо профессиональной надёжности, людей к нему располагали и его человеческие качества: общителен, доброжелателен, мягко ироничен, лёгок на подъём и шутку. Всё это как-то исподволь делало Олега лидером во всех съёмочных группах, с которыми ему пришлось работать, — и тогда, в Томске, и потом, в других местах.

Вскоре он сделал и начальную крупномасштабную запись в творческой карточке: снял свой первый профессиональный фильм. Делать это пришлось не совсем обычным способом, к которому ему предстоит прибегать ещё лет пять. 1959-й был объявлен меж­дународным геофизическим годом. В рамках его на бывшем родном факультете организуется гляциологическая экспедиция для иссле­дований на Южно-Чуйских ледниках Алтая. Но командировка от студии оказалась невозможна: студия могла финансировать только съёмки на территории области, а за её пределами — только с разре­шения Москвы, после утверждения там заявки, а ещё лучше — сце­нарной разработки. На все эти разрешения-утверждения времени надо столько, что экспедиция успеет пять раз закончиться! Макси­мов поступил иначе. Пользуясь старыми контактами, добился вклю­чения в экспедицию с обязательством снять киноотчёт о её работе. Говоря сегодняшним языком, стал полупродюссером своей работы, найдя спонсора. «Полу» потому, что для отчёта использовалась уз­кая плёнка университета, а для задуманного фильма широкую плён­ку всё же выделило родное телевидение.

Так в середине 1959 года появился фильм «Путешествие во льдах» с титром: «оператор-режиссёр Максимов». Это был репор­таж, интересный прежде всего своей экзотичной видовой фактурой, переданной порой выразительно и сопровождаемой доходчивым научно-популярным комментарием. Смотреть его было весьма лю­бопытно.

Обошлось и с опасениями мамы: болезнь словно не заметила злостного нарушения жёсткого предписания врачей.

Уже в следующем году появляется фильм, который приносит Максимову первый всесоюзный успех. После запуска в 1957 году первого искусственного спутника Земли вспыхнул интерес к космо­су, параметрам его существования, загадкам и тайнам. А ещё через год исполнилось ровно полвека тунгусскому феномену.

 

30 июня 1908 года почти в тысяче километров севернее Крас­ноярска над тайгой в районе Подкаменной Тунгуски произошёл взрыв мощностью, как потом подсчитали, сопоставимой с силой взрыва атомной бомбы, сброшенной в конце войны американцами на Нагасаки. 20 лет спустя первый исследователь этого феномена Леонид Кулик, исходя из тогдашнего уровня знаний, предположил, что взорвался огромный метеорит. Снарядив несколько экспедиций в эти глухие места, учёный десяток лет пытался найти какие-то ос­татки гигантского космического тела. Ничего не нашёл. Но многое отметил: на территории, окружностью в 30 километров, — повал леса, лежащего почти точно по радиусу. Участки стоящих мёртвых стволов, словно обработанных под телеграфные столбы. Массивы молодых, буйно разросшихся сосен, точно взошедших на каких-то неведомых дрожжах. Так возникла научная загадка: что же за взрыв произошёл в 1908 году?

А за несколько лет до пятидесятилетия загадочного события на Тунгуске писатель-фантаст Александр Казанцев опубликовал рас­сказ, в котором взрыв представал как авария космического корабля инопланетян, решивших посетить Землю.

 

Так всё и сошлось в 1958-м: всплеск интереса к космосу, юбилей тунгуской загадки, экзотическая версия писателя. И неудивитель­но, что сразу в двух томских вузах, у университетских радиофизиков и студентов мединститута, почти одновременно родилась одна и та же мысль: Тунгуска недалеко, в каких-то полутора тысячах километ­ров, надо бы добраться туда — тем более, что, по слухам, цела даже избушка Кулика в центре нужного района — и разобраться во всём на месте. Компании решили не конкурировать, а объединиться в одну самодеятельную комплексную экспедицию — КСЭ. Зима-весна ушли на организационные хлопоты, а в начале июня 1959 года КСЭ открыла свой первый полевой сезон.

Слово «самодеятельный» в названии КСЭ никак не характери­зовало уровень научности в предполагаемом поиске: преподавате­ли, аспиранты, студенты-старшекурсники, составившие коллектив, гарантировали достаточно высокую степень её качества. «Самоде­ятельный» означало способ организации КСЭ. Оба вуза выделили лишь несколько приборов и инструментов для экспедиции, а пара скромных общественных организаций сумели наскрести совсем уж мизерные финансовые крохи. Всё остальное делалось самостоятель­но: на свои личные сбережения и в свой летний отпуск. Заметим кстати — принцип этот будет строго соблюдаться все несколько де­сятков лет существования КСЭ.

Такой способ организации довольно точно вписывался в уже опробованную максимовскую схему, правда, с небольшим послаб­лением: плёнку на будущий фильм выделила студия и даже оплати­ла проезд до Красноярска в один конец. Но пришлось вкладывать свой отпуск и отпускные, да ещё и брать дополнительно месяц за свой счёт.

 

За два месяца в глухой тайге, в одиночку, без ассистента, Олегу удалось сделать очень многое. Обстоятельно, с эффектной детализа­цией, передать характерный ландшафт места падения загадочного тела. Наглядно сделать ясным, что и как пытаются найти и осмыс­лить молодые исследователи. Для этого ему пришлось побывать с каждой поисковой группой на месте её работы, пройдя десятки ки­лометров по нехоженой тайге, где нет даже намёка на какую-то троп­ку. В не очень многих, но выразительных портретных зарисовках обозначить и индивидуальность конкретного человека, и то общее, что их всех объединяет — молодую увлечённость, жажду поиска.

Поразительно, но двадцатилетний парень, ещё нигде не учив­шийся и даже не успевший повариться в опытной профессиональ­ной среде, где можно что-то перенять, ведёт себя за камерой так, словно у него за плечами немалый багаж. Не боится даже длинный план держать без штатива. Любит движущуюся камеру. Ищет ракурс, но не пересаливает: недавно появился фильм «Летят журавли», и десятки даже бывалых операторов крутят, к месту, а чаще не к месту, «под Урусевского» падающие сосны, одну за другой. У Максимова этого нет. Снимая эпизод, варьирует крупность, отмечает деталь. В общем, снимает, как говорят, монтажно, что бывает редко в начале пути, а ведь это всего лишь второй его фильм.

 

Вряд ли это случайность. Олег оставил после себя с десяток записных книжек-путевых дневников, которые он вёл на съёмках всех своих фильмах. Так вот, в самой ранней из них, времён съёмок КСЭ, есть уже зарисовки раскадровок эпизода. Это говорит о том, что он уже пролистал немало кинолитературы, а ещё — о рано про­явившейся тяге к режиссуре , хотя займётся он ей только немало лет спустя.^

В режиссёрах Томского телевидения того времени ходили люди в лучшем случае из театра, о кино имевшие очень смутное представ­ление. Как-то одна из режиссёрш, бывшая кукольница, дала монтаж­нице такое задание: склеить на минуту-полторы несколько планов пейзажа из окна идущего поезда. Та склеила. «Хорошо, — одобрила режиссёрша, — а теперь вырежь из каждого кадрика электрические провода и столбы: у меня дело в стародавнее время происходит, ког­да электричества ещё не было»...

Монтировать фильм надо было самому, а Олег понимал, что тут совсем не тот случай, как с видовым «Путешествием во льдах», и браться за работу побаивался. Но помог случай: на практику в Томск приехал из столичного института кинематографии старшекурсник- режиссёр Юра Сааков. Через десяток лет он станет на Центральном телевидении мэтром концертных съёмок, славящимся сумасшедше острым динамичным монтажом. В Томске он ещё только подступал­ся к своему будущему стилю. К чести режиссёра, продолжению свое­го экзотического поиска он не предался, а, уловив манеру снятого и очень понравившегося ему материала, постарался поддержать и усилить её в монтаже. Не теряя познавательной составляющей филь­ма, Сааков подчёркивает динамизм происходящего, рождаемый ув­лечённостью и оптимизмом его молодых участников. Параллельно выстраиваемые линии, нагнетаемый ритм, точные музыкальные ак­центы — всё это на старенькой мовиоле (монтажных столов на те­левидении ещё нет) идёт так настойчиво и страстно, что пришлось даже заново напечатать рабочий материал, поскольку старый так изрезан и истерзан, что работать дальше невозможно. И неравноду­шие режиссёра, наложившееся на увлечённость оператора, принес­ли фильму весомый успех.

Полный текст статьи

 

источники и литература

 

 

• НОКМ (Новосибирский государственный краеведческий му­зей), единица хранения 20106/42, лист без №

• 3. Ибрагимова «Учёный и время», Новосибирск, 1986, стр. 182

• ГАНО (Государственный архив Новосибирской области), Ф 1698, оп. 1, д. 1036, л. без №

• Н ОКМ. ед. хр. 20106/44, л. без №

• Там же

• «Правда», 1966,21 октября

• НОКМ. ед. хр. 20106/16, л. без №

• «Турист», 1967, №3, стр. 13-15

• ГАНО. Ф 1698, ОП.1, д. 2193. л. 35